| |
Певец маразма, Е.Радов
"Дыр бул щыл / убеш щур / скум / вы со бу / р л эз". Я не отказал себе в удовольствии процитировать самое известное стихотворение Алексея Крученых, во-первых потому, что Крученых мне вообще нравится, а во-вторых, чтобы проиллюстрировать свои последующие мысли, которые мне кажутся заслуживающими самого серьезного внимания.
Когда это творение появилось на свет, оно многих шокировало. Думаю, что прежде всего заинтриговало. Непонятное всегда хочется расшифровать. и тогда далекий от зауми "отец русского футуризма" Давид Бурлюк дал свою, не более понятную, чем само стихотворение, трактовку: "дырой будет уродное лицо счастливых слухов". Уже в наше время американский славист Дж.Янечек, связав "дыр" и "щыл" с "дырой" и "щелью", нашел в стихотворении вагинальный смысл. Сам Крученых, как известно, ориентировавшийся почти исключительно на фонетику стиха, на звукоряд, заявил, что в этом пятистишии больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина, и никакого иного объяснения не предложил.
Оно и не нужно. Как не нуждается в каком-то особенном рациональном истолковании практически вся классическая заумная поэзия. Поиски скрытого текста в истинном произведении искусства, по-моему, вообще бесполезны. Равно как и наоборот, автор, что-то сознательно зашифровывающий в своем творении, скорее всего, сочинит ребус, а не литературное произведение. Уже абсурдные рассказы Хармса, низведенные интерпретаторами до уровня "интеллигентского" анекдота, объясняются теперь как критика "советской действительности", подобно тому, как произведения Кафки в свое время рассматривались в качестве обличающих "буржуазную" действительность. Все это напоминает подход к литературе следователя по делу Хармса, Введенского, Туфанова и др., усмотревшего в их заумных произведениях использование "зашифрованной специальными приемами формы" для защиты "контрреволюционных политических установок и мистико-идеалистических философских концепций". Или "гениальную" догадку другого гепеушного следователя (дело И.Терентьева), полагавшего. что "беспредметничество" есть способ шифрованной передачи за границу сведений о Сов.Союзе.
И Крученых, и Введенский, и Беккет, и сегодня говорят только то, что они хотели сказать. Это только заумь, только абсурд и только маразм. Упоминание имени современного прозаика Егора Радова в столь славном ряду не случайно. По моему глубокому убеждению. Радов на сегодняшний день завершает линию мировой литературы, начатую русскими заумниками и западными дадаистами, продолженную оберуитами, сюрреалистами и театром абсурда. В этом смысле не удивительно эпизодическое использование Радовым зауми и описание откровенно абсурдных сцен в его "Змеесосе" и только что завершенной "Якутии". Но вовсе не в подобных параллелях линия преемственности Радова, если таковая в принятом понимании вообще существует.
Линия развития литературы, о которой я сейчас говорю. — это процесс, имеющий свою особую логику, — логику, если можно так выразиться, "прогрессирующей абстракции". От начала до конца ХХ-го века — как в детской настольной игре с препятствиями по дороге к сокровищам — проделан трудный и извилистый путь к осознанию полной маразматичности бытия. Вредный микроб "дыр бул щыл", претерпев ряд метаморфоз, наконец обернулся невообразимым, а для многих и неудобоваримым, "Змеесосом". Бациллы маразма, пойманные в атмосфере и заключенные в пробирках первых заумников, экспериментировавших со звуками человеческой речи, вначале преобразовались в "семантическую" заумь ранних оберуитов. Музыкальная идиотичность их текстов — это уже маразм, изначально заключенный в соединениях слов, в речевом монологе. Переход оберуитов к диалогу ознаменовал собой открытие маразма более обширного и глоального. Вдруг выплыли наружу крайний идиотизм и бессмысленность. "беспредметность" человеческого общения, обыденных житейских ситуаций. Замечу, ситуаций вообще, а не "советских" или "буржуазных". Гигантский скачок проделала мировая литературная мысль, выплеснувшая на публику абсурдистские тексты целой плеяды замечательных европейцев.
Смысл этого достижения сформулировал один из персонажей Беккета (цитирую неточно): "Жизнь — это всего лишь пауза между рождением и смертью". Маразматичность всего человеческого существования, бессмысленность всех практических действий и духовных исканий человеческих существ с этого момента стали очевидными. Но неумолимая логика прогрессирующей абстракции заставляла сделать еще, один, думается, последний, шаг.
И Радов этот шаг сделал. Он не скрывает, что основная тема его творчества — "маразм как Принцип бытия". Бытия! То есть всего сущего, всей существующей реальности. "Змеесос" при всей его кажущейся мета форичности и действительной глубокомысленности, на самом деле лишь обнажает тотальный идиотизм известного и неизвестного нам мира. Не только человеческого, но и запредельного. И сам он — произведение достаточно идиотское, как и следующий — менее рефлексивный роман "Якутия". Якутия", впрочем, увлекательно отступает от темы "бытийного маразма", возвращая нас к свежему бреду метаполитических разборок. Но Радов уже охватил весь мир и это отступление простительно.
Круг замкнулся. "Змеесос" — это тот же "дыр бул щыл". только на другом уровне абстракции. Если в крученыховском пятистишии нет ничего, кроме энтропийного "ничего" и чарующей фонетической музыки. то в радовских романах есть обязательно полагающийся при таком объеме интригующий сюжет, есть ритм и есть
ВСЕ. Только "все" Радова, самоуничтожаемое, как бытие, обращается в ничто. Остается музыка стиля и мазохистическое наслаждение одураченного — не Радовым, а бытием. — читателя, которому только и посоветуешь, что снять штаны и бегать. Действительно, лучше поздно, чем никогда.
Обвинения Радова в постмодернизме вовсе несостоятельны. Радов не текстуалист и что самое замечательное, не сноб. А то, что он пользуется литературными приемами и нагло гадит на человеческие святыни. так в этом есть только дополнительный идиотизм его прозы, вынужденной доносить до читателей правду о маразме бытия доступным и понятным языком. |
|
